Олег Буклемишев – кризис, инфляция и ключевая ставка

Все мечтают о быстром снижении ключевой ставки, но насколько это реально и не опасно ли? Этот и многие другие вопросы о будущем российской экономики и рынка недвижимости Виктор Зубик, основатель компании Smarent, обсудил с доцентом экономического факультета МГУ Олегом Витальевичем Буклемишевым.

Олег Витальевич Буклемишев – российский экономист, кандидат экономических наук, доцент кафедры макроэкономической политики и стратегического управления экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. В конце 1990-х работал в Министерстве финансов РФ. В прошлом он бы старшим советником банка Morgan Stanley. Олег Витальевич активно участвует в общественных обсуждениях экономической политики, выступая в СМИ и аналитических программах.

Олег Витальевич Буклемишев поясняет, что данные, публикуемые Центральным банком, можно условно разделить на несколько категорий. Во-первых, это статистика, которой владеет только ЦБ, например, показатели кредитования населения. Эти данные технические, и их сложно исказить – они либо есть, либо их нет. Во-вторых, есть информация, которую ЦБ получает из других источников, например, уровень инфляции, рассчитываемый Росстатом. Хотя к данным Росстата можно относиться скептически, альтернативных официальных источников нет, и нет убедительных доказательств, что его длинные статистические ряды систематически искажены.

Кроме того, Центральный банк публикует аналитические материалы и интерпретации данных. Именно они чаще всего вызывают споры, поскольку люди склонны верить тому, что соответствует их ожиданиям. Однако позиция ЦБ подкреплена профессиональными аргументами, и опровергнуть ее без серьезного анализа невозможно.

Олег Витальевич работал в Минфине под руководством Михаила Задорнова в конце 1990-х, и его работа была связана преимущественно с международными финансовымирынками: выпуском ценных бумаг, реструктуризацией долгов СССР. С тех пор внутренняя финансовая система значительно изменилась: укрепились бюджетные механизмы, банковский сектор, регулирование. Однако доступ России к международным рынкам сейчас практически закрыт, что означает откат к ситуации до 1990-х.

Российская экономика составляет около 4% мирового ВВП (по паритету покупательной способности), а значит, она неизбежно зависит от глобальных процессов. Однако характер этой зависимости изменился. Если раньше связи были диверсифицированы, то теперь Россия в значительной степени ориентирована на Китай. Это делает экономику более уязвимой к изменениям в отношениях с ключевым партнером, хотя данная проблема пока остается в тени публичных дискуссий. Если в мировой экономике происходит кризис, Россия неизбежно почувствует его последствия. Однако сейчас удар будет приходить в основном через один канал – Китай, который стал ключевым экономическим партнером страны. В отличие от прошлых лет, когда связи были диверсифицированы, сейчас Россия зависит от Китая по целому ряду параметров: экспорт, импорт критически важных товаров, технологии и даже структура золотовалютных резервов.

Это нельзя назвать классической деглобализацией, при которой связи равномерно сокращаются. Скорее, речь идет о переходе к моноцентричной модели зависимости, причем асимметричной: Китай от России зависит в значительно меньшей степени. Если китайская экономика столкнется с проблемами (например, из-за санкций или внутреннего кризиса), это ударит по России гораздо сильнее, чем по самому Китаю.

Сравнивать нынешнюю ситуацию с кризисом 1998 года некорректно – за 25 лет экономика России стала сложнее, устойчивее, а власти научились лучше управлять финансовой системой. Однако новые уязвимости все же существуют:

• Высокая инфляция и ключевая ставка, которые сдерживают экономический рост.

• Дефицит рабочей силы, ведущий к росту зарплат и издержек производства.

• Структурный дисбаланс между денежной массой и реальным объемом товаров и услуг.

Финансовый кризис возможен, если эти факторы усугубятся, но сейчас система лучше подготовлена к потрясениям, чем в 1990-е.

Совокупность накопленных экономических сложностей привела к текущей ситуации в российской экономике – высокой инфляции и повышенной ключевой ставке. Эти факторы оказывают существенное влияние на экономическую политику страны. Однако ключевая ставка – лишь один из множества параметров, характеризующих макроэкономическую ситуацию. Управление экономикой не может сводиться к одному лишь инструменту. Необходимо рассматривать происходящее в широком контексте, учитывая как внутренние структурные особенности, так и внешние вызовы.

Инфляция сегодня, безусловно, является одним из наиболее тревожных симптомов состояния экономики. Повышенная ключевая ставка – это, в первую очередь, реакция на высокий уровень инфляции в российской экономике. Инфляция, в сущности, отражает дисбаланс между спросом и предложением: экономика продолжает потреблять, денежные потоки сохраняются, но объем выпускаемой продукции и предоставляемых услуг снижается. Этот дисбаланс усугубляется дефицитом рабочей силы, который приводит к давлению на фонд оплаты труда. Рост зарплат в условиях нехватки работников является одним из ключевых драйверов инфляционного давления.

Таким образом, базовая структурная причина инфляции заключается в несоответствии объема выплачиваемых денежных средств и объема фактически производимой продукции. Чтобы инфляция не вышла из-под контроля, необходимы меры по ее сдерживанию. История показывает, что неконтролируемая инфляция может привести к крайне негативным последствиям, особенно для наименее защищенных слоев населения, таких как получатели социальных выплат или работники государственного сектора. Именно поэтому Центральный банк предпринимает усилия по стабилизации ценовой среды, и эти усилия заслуживают понимания и поддержки.

Однако это сложная задача: структурные противоречия в экономике значительно затрудняют достижение целей денежно-кредитной политики. Это порождает вопрос: что именно провоцирует инфляцию на текущем этапе – рост спроса или рост издержек? По оценкам, годовой уровень инфляции колеблется в пределах 6–8%, при этом ключевая ставка остается на уровне около 20%. Возникает закономерный вопрос: насколько эти данные отражают реальность, или же они подгоняются под нужные показатели?

На этот счет существует распространенное мнение, что официальная инфляция занижается. Олег Витальевич скептически относится к этой идее. Напротив, технологический прогресс часто маскирует реальную инфляцию. Например, стоимость вычислительных устройств (компьютеров, смартфонов и пр.) либо не изменилась, либо выросла незначительно, тогда как их функциональность и производительность значительно возросли. С точки зрения стоимости единицы вычислительной мощности, налицо дефляция. Прогресс в сфере технологий позволяет потребителям получать больше за меньшие деньги – и это также необходимо учитывать при оценке инфляционных процессов.

Тем не менее стоит признать, что формирование официальной инфляционной корзины –технически сложный и тонкий процесс. В ней действительно происходят замены одних товаров на другие, что может вызывать споры. Однако масштабы этих искажений, как правило, не столь велики, чтобы принципиально изменить общую картину. Сравнительные ряды статистики нужно сохранять и использовать: они позволяют видеть динамику. Да, у каждого своя «личная» инфляция, зависящая от потребительских привычек, но для макроэкономического анализа необходим единый ориентир.

Что касается влияния инфляции на сбережения, то в текущих условиях можно говорить о положительной реальной доходности банковских вкладов. При ключевой ставке и, соответственно, депозитной ставке на уровне около 20% и инфляционных ожиданиях ниже этой отметки, банковские депозиты действительно обеспечивают защиту от инфляционного давления – по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Это редкая ситуация для российской экономики последних лет.

В целом, инфляция – это многослойное явление, сочетающее в себе как технические аспекты измерения, так и живую ткань экономической реальности. Центральный банк, выбрав конкретные показатели в качестве ориентиров, опирается на них в своей политике. И хотя отдельные цифры могут вызывать дискуссии, системного подвоха в них, как правило, нет.

На первый взгляд кажется логичным снизить ключевую ставку: официальная инфляция, например, составляет около 12%, в то время как ключевая ставка держится значительно выше. Такая политика негативно отражается на бюджете: государство вынуждено выпускать облигации федерального займа (ОФЗ), доходность по которым становится всеболее обременительной. Возникает вопрос: почему Банк России сохраняет столь высокую стоимость денег?

Ответ кроется в логике самого Центрального банка. Его главная цель – довести инфляцию до целевого уровня в 4%, причем не когда-нибудь в отдаленной перспективе, а уже к 2026 году. Для этого требуется жесткая дезинфляционная политика.

Центральный банк стремится ограничить избыточный спрос. Дорогие кредиты уменьшают потребление и инвестиционную активность, тем самым уменьшая давление на рынок товаров и услуг. Если предприятия берут меньше кредитов, они меньше закупают оборудования, нанимают меньше персонала и не разгоняют цены за счет роста производственных издержек. Таким образом, ставка формирует своеобразный запретительный барьер для экономической активности, способной подстегнуть инфляцию.

Сейчас эта стратегия действительно дает результат: наблюдается заметное сокращение объема кредитования. В первую очередь сократилась ипотека за исключением программ с льготной ставкой. Затем началось снижение объемов корпоративного кредитования. Экономическая инерция все еще работает: ранее начатые проекты завершаются, а новыеуже почти не запускаются. Виктор отмечает, что это четко видно в строительном секторе: количество стартов продаж новых жилых объектов резко сократилось, что может в будущем привести к дефициту предложения на рынке недвижимости.

Парадокс заключается в том, что при высокой ставке население начинает активно размещать средства на банковских депозитах, отказываясь от потребления и инвестиций. На этом фоне компании также предпочитают не развивать бизнес, а пережидать, пользуясь доходными вкладами. В результате формируется значительный навес сбережений, который может в будущем выстрелить новым витком инфляции спроса, если в экономике вновь появится доверие и возможности для потребления.

Опасения по поводу будущего дефицита особенно актуальны для рынка жилья. Уже сейчас фиксируется минимальный объем ввода новых объектов, который будет трудно восполнить в короткие сроки, ведь строительство занимает 2–3 года. Существующий темп ввода жилья может не удовлетворить будущий восстановившийся спрос, особенно если ставка резко снизится и население вновь хлынет в банки за ипотекой.

Кроме того, стоит учитывать и риски, связанные с госбюджетом. Высокая ставка делает обслуживание долга дороже. По оценкам, только на субсидирование уже выданных льготных ипотек государству в 2025 году потребуется более 1 трлн ₽, не считая будущих программ. Продолжать финансировать ипотеку за счет федерального бюджета – это фактически перекладывать текущие экономические задачи на плечи будущих поколений.

Особое внимание в этом контексте заслуживает вопрос справедливости: кто на самом деле является бенефициаром льготной ипотеки? По сути, это не малообеспеченные слои населения. Наибольшую выгоду получают обеспеченные граждане, покупающие инвестиционные квартиры, а также средний класс, использующий программу для сбережения, а не для решения жилищного вопроса. Таким образом, дотации государства часто идут на поддержку не социальной справедливости, а рыночной спекуляции.

Аналогичная ситуация складывается на авторынке: количество автомобилей на складах достигает полумиллиона. Причина – не спекуляции дилеров, а резко возросшие цены вследствие утильсбора и удорожания логистики. Продукция, как отечественная, так и импортная, становится недоступной для значительной части населения, что также ограничивает потребительскую активность.

В долгосрочной перспективе может возникнуть новый структурный дисбаланс. Если Центральный банк, достигнув цели по инфляции, резко снизит ставку, то отложенный спрос может выйти на рынок лавинообразно. Однако к тому моменту предложение – будь то жилье, автомобили или товары длительного пользования – может быть ограничено. Это создаст новый виток инфляционного давления и снова поставит под удар цели денежно-кредитной политики.

Таким образом, высокая ставка – это временная, но необходимая мера, направленная на достижение макроэкономической стабильности. Однако она сопряжена с рисками будущих перекосов, как со стороны спроса, так и со стороны предложения. Поэтому ключевой задачей государства и регулятора остается не только сдерживание инфляции, но и формирование условий для долгосрочного и устойчивого баланса между спросом и предложением, без опоры на бесконечное субсидирование и без перераспределения в пользу узкого круга получателей господдержки.

В последние десятилетия среди граждан России укоренилось представление о недвижимости как о надежном способе сохранения капитала, особенно в условиях высокой инфляции и ограниченных инструментов долгосрочного сбережения. Это породило феномен так называемых «инвестиционных квартир», приобретаемых не для проживания или спекуляции, а в качестве аналога будущей пенсии – то есть актива, который сохраняет стоимость и может приносить пассивный доход.

Олег Витальевич поясняет, что на первый взгляд такая стратегия выглядит логичной. В условиях, когда население не доверяет финансовым инструментам, рынку ценных бумаг или пенсионной системе, инвестиции в «камень» кажутся понятным и безопасным выбором. Особенно если опираться на историческую память: многие вспоминают, что в 1980-е годы (в Советском Союзе) и далее, через приватизацию, жилье становилось активом, способным «переносить» капитал через десятилетия и инфляционные волны.

Однако необходимо учитывать, что ситуация с недвижимостью в 1980-х годах и сейчас –это два разных мира. В советской системе рынка жилья практически не существовало: квартиры распределялись, а не покупались. Массовая приватизация в 1990-х, хоть и дала миллионам граждан формальное право собственности, стала продуктом уникальных исторических условий. Оценивать тогдашние решения с позиции сегодняшнего дня трудно, а порой и бессмысленно. По мнению Олега Витальевича, идея использовать недвижимость в качестве долгосрочного инвестиционного инструмента говорит не столько об универсальной надежности жилья, сколько о слабости финансовой системы. Ведь суть этой стратегии в том, чтобы провести деньги через время. И удивительно, что для этого граждане выбирают крайне неликвидный, затратный и сложный в управлении актив, вроде квартиры. Это сигнал: в стране до сих пор не хватает доступных и понятных механизмов долгосрочного сбережения – будь то пенсионные продукты, надежные инвестиционные фонды или развитый рынок облигаций. Государство часто меняет правила игры, особенно в сфере пенсионных накоплений, что подрывает доверие к любым системным решениям.

Если посмотреть на международный опыт, то в Японии, например, в 1980-е годы лопнул гигантский пузырь на рынке недвижимости и акций. Те, кто верил в вечный рост цен на жилье, понесли серьезные потери. Цены не только перестали расти, но и снижались в течение десятилетий. Это показывает, что недвижимость – не гарант сохранения капитала. Она может расти, но может и резко падать, особенно если потеряна связь с фундаментальными экономическими параметрами.

Сегодняшний российский рынок также вызывает вопросы. Есть ли на нем признаки пузыря? Ответ зависит от региона и сегмента. Недвижимость – локальный актив. В Москве, Санкт-Петербурге и крупных агломерациях рынок живет по одним законам, а в регионах – по совершенно другим. Даже в пределах одного города первичный и вторичный рынки, коммерческая и жилая недвижимость демонстрируют разнуюдинамику.

Признаками пузыря может служить сильное расхождение между текущими ценами и их фундаментальной стоимостью, определяемой потоком доходов от аренды или экономической полезностью актива. Если рост цен происходит быстрее, чем растут доходы населения или рентабельность аренды, это может сигнализировать о перегреве. Особенно это актуально на фоне «человейников» – массовой малоэтажной и малокомфортной застройки, которая, несмотря на высокую цену, не отвечает базовым ожиданиям качества жизни. Люди покупают такие квартиры не потому, что хотят в них жить, а потому что у них нет других инструментов для защиты сбережений. Однако, Олег Витальевич отмечает, что при высоких процентных ставках ипотека становится недоступной, а значит – спрос ограничен. Если не будет притока дешевых денег через льготные госпрограммы, значительная часть новостроек может не найти своего покупателя. В долгосрочной перспективе это создает риски как для покупателей, так и для девелоперов. Наконец, пузырь – это не просто рост цен. Это ситуация, в которой участники рынка массово теряют из виду фундаментальные показатели и начинают инвестировать, руководствуясь ожиданиями бесконечного роста. Есть ли сейчас такая ситуация в России? Возможно, в отдельных сегментах и регионах признаки «пузыря» действительно есть. Однако говорить о тотальном пузыре пока преждевременно – рынок слишком разнороден.

Рассматривая эволюцию сбережений в России, важно отметить, что ранее у населения был довольно широкий спектр инструментов для накопления и сохранения капитала. В распоряжении граждан были вклады, ограниченное количество ценных бумаг, паевые инвестиционные фонды, небольшой пласт недвижимости и валютные накопления как в форме наличных «валютных матрасов», так и валютных счетов и депозитов.

Сегодня валютный сегмент практически исчез. Валюта из банковской системы была вытеснена под давлением регуляторов – в первую очередь Центрального банка, который активно ужесточает контроль и ограничивает операции с иностранной валютой. В результате у населения осталось лишь несколько доступных способов сохранить сбережения: депозиты и недвижимость.

Неудивительно, что значительная часть средств, ранее находившихся в валюте, была направлена именно в недвижимость. Многие держат приобретенные квартиры в так называемом «матрасном режиме», не сдавая их в аренду, поскольку это сопряжено с многочисленными сложностями и рисками. В итоге возникает ситуация, когда объемы вложений в этот актив превышают его рациональное использование именно как средства сбережения, а не как жилья для проживания.

Существует опасность возникновения структурного пузыря – состояния, когда в рынке недвижимости сконцентрировано слишком много капитала, превышающего объективные потребности и экономическую целесообразность. При этом даже если владельцы квартир готовы ждать, «досидеть» до выгодного момента продажи, никто не гарантирует, что не возникнут обстоятельства, вынуждающие распродавать активы в неблагоприятный момент. Опыт Японии показывает, что такие процессы могут растягиваться на десятилетия, вызывая серьезные экономические потрясения.

Особенно заметна пузыристость в сегменте элитной недвижимости, где цены на квартиры площадью около ста квадратных метров в центре Москвы выросли практически вдвое – с миллиона до двух миллионов ₽ за квадратный метр. Согласно последним рейтингам, Москва входит в десятку самых дорогих городов мира по стоимости элитного жилья.

Частично это связано с тем, что из-за ограничений в международных финансовых операциях, таких как приостановка системы SWIFT для некоторых российских банков и компаний, капиталы не могут свободно покидать страну для приобретения недвижимости за рубежом. В результате часть средств возвращается в российский рынок, где традиционно сохраняется привычка вкладывать в недвижимость. Однако на самом деле ограничения на SWIFT не играют решающей роли – вопрос скорее в общем экономическом и политическом контексте, который сдерживает отток капитала.

При этом хранение валюты в наличной форме или на валютных счетах уже не кажется привлекательным из-за инфляции даже по отношению к свободно конвертируемым валютам. Курс и покупательная способность валютных запасов постепенно снижаются, что заставляет владельцев искать альтернативные способы сохранения средств.

В обсуждении причин роста цен на недвижимость нельзя выделить одного конкретного «виновника». Есть несколько заинтересованных сторон: застройщики, банки, государство. Застройщики, с одной стороны, не заинтересованы в бесконечном росте цен – слишком высокая стоимость может снизить спрос и сделать проекты нерентабельными. Государство декларирует борьбу за доступное жилье, но при этом расширяет кредитные программы и субсидии, что увеличивает покупательский спрос через рост кредитного плеча. Банки, в свою очередь, оперируют в условиях рисков и устанавливают процентные ставки и требования, исходя из экономической целесообразности.

Система проектного финансирования и эскроу-счета – механизмы, направленные на повышение прозрачности и безопасности сделок, фактически замораживают большие денежные средства на счетах, что противоречит классической рыночной логике, особенно в условиях высокой инфляции.

Кроме того, на себестоимость строительства влияет рост зарплат рабочих и специалистов, удорожание стройматериалов и логистики, вызванное санкциями и ограничениями импорта. Это приводит к повышению цен не только на новые объекты, но и на жилье в целом. В итоге инфляция спроса дополняется инфляцией издержек, что еще сильнее подталкивает цены вверх.

Нельзя не учитывать и социально-психологические факторы. Люди стремятся улучшить свои жилищные условия, хотят жить в более просторных и комфортных квартирах. Отказаться от этого желания сложно, а жить в тесных, неудобных условиях никто не хочет. Несмотря на запреты на студии и ограничения минимальной площади квартир, рынок часто предлагает жилье низкого качества и эконом-класса, которое не отвечает ожиданиям большинства.

Квартирный вопрос остается одной из ключевых проблем социальной и экономической сферы. Он влияет не только на качество жизни, но и на общее психологическое состояние людей. Жесткие условия проживания могут способствовать социальной напряженности и ухудшению взаимоотношений внутри сообществ. И хотя молодость позволяет мириться с ограничениями и отсутствием комфорта, с возрастом требования к жизненному пространству растут. Для многих возвращение в прежние тесные квартиры – это не просто неудобство, а серьезный стресс, что подчеркивает важность адекватного решения жилищного вопроса.

Недвижимость действительно дорожает. В этом контексте возникает вопрос: стоит ли рассматривать сейчас фондовый рынок как недооцененный? Особенно это касается консервативных инвесторов, для которых рынок акций требует серьезной экспертизы и понимания. Многие склоняются к доллару, который за последнее время укрепился. Хотя эффект укрепления, связанный с периодом «трампизма», уже практически сошел на нет.

Что касается рубля, то его ослабление кажется практически неизбежным. Отчасти это связано с действиями Центрального банка, который поддерживает высокую процентную ставку, делая рубль относительно привлекательной валютой для размещения средств под 20%. В результате даже спекулятивные капиталы возвращаются на российский рынок, чтобы «сыграть» в эту игру, несмотря на высокие риски, связанные с санкциями и блокировками потоков. Тем не менее фундаментально российская экономика находится в непростой ситуации.

В течение трех лет жесткой изоляции экономика функционировала за счет ранее накопленных резервов – тех самых «кубышек» и фондов, формировавшихся годами благодаря экономии и повышению налогов. Однако эти меры не свидетельствуют о здоровье экономики и не дают повода для оптимизма в отношении национальной валюты. Даже если представить, что санкции исчезнут, восстановить прежнее положение России на мировом рынке в ближайшее время вряд ли удастся. Потери в экономике значительны: например, восстановление закрытых автозаводов крупных международных компаний, которые были не просто производствами, а целыми промышленными цепочками, занимает годы.

Особенно остро стоит вопрос с экспортом газа – возвращение на европейский рынок в тех же объемах вызывает серьезные сомнения. В целом, плюсы, которые заработала экономика, уступают по значимости накопленным минусам. Это означает, что рубль вряд ли сможет укрепиться до уровня конца 2021 года, учитывая также накопленную инфляцию. При этом перспективы мировой экономики, в том числе Китая, также туманны – ожидается рецессия, что снизит спрос на энергоносители и усилит давление на рубль.

Различные сценарии развития валютного рынка указывают на то, что сильного рубля ожидать не приходится. В этой ситуации классическая покупка доллара выглядит более разумной инвестицией. Однако и доллар сегодня не является гарантией сохранения капитала – инфляция постепенно «съедает» его покупательную способность. Неясно, как на экономическую ситуацию повлияют нынешние политические и экономические решения в США. Руководитель ФРС Джером Пауэлл открыто предупреждает о сохранении проинфляционных факторов и необходимости поддерживать высокие ставки.

Что касается акций, особенно компаний сырьевого сектора, они остаются потенциально привлекательным активом, поскольку такие компании зарабатывают валюту для страны. Тем не менее фондовый рынок России развивается слабо и находится в тени банковского сектора. В этом сегменте не хватает ликвидности, институциональных инвесторов и более эффективного регулирования. Важную роль здесь могли бы сыграть пенсионные фонды, страховые компании и национальный бизнес, однако для их активного участия необходим устойчивый экономический рост и развитие.

Экономика и финансовый рынок взаимосвязаны: без динамичного экономического развития не может быть активного и эффективного фондового рынка. Для стабилизации и роста нужны структурные изменения, инновации и повышение добавленной стоимости в производстве, а не упрощение процессов. Только при таких условиях экономика сможет «завернуться», активизировать рынки капитала и стимулировать потребление, что создаст цикл устойчивого роста.

Очевидно, что последние три года экономика двигалась в основном за счет государственных средств – резервов, накопленных налогоплательщиками за долгие годы. Сейчас, помимо этих резервов, используются и дополнительные деньги, взятые из будущего за счет повышения налогов. Однако такой процесс не бесконечен и рано или поздно достигнет своего потолка. Можно привлекать займы, но это связано с определенными рисками. Государственный сектор и сфера, обслуживаемая государством, имеют свои пределы роста и качества.

Для устойчивого развития экономики необходимы другие процессы – прежде всего, потребительский спрос, подкрепленный уверенностью людей в завтрашнем дне. Важно, чтобы потребители верили в лучшее будущее. Согласно данным социологической службы ФОМ, в декабре 2024 года был достигнут исторический максимум оптимизма россиян по отношению к будущему 2025 года – около 51% респондентов ожидали улучшений. Это, в свою очередь, отражается на рынках и свидетельствует о накопившейся усталости и стрессе, который продолжается с 2020 года. Долгое время сохраняющаяся вера может иссякнуть, если реальность будет постоянно подбрасывать негатив.

Пока этот оптимизм сохраняется, у людей есть позитивный интуитивный образ будущего, который, однако, требует подкрепления реальным фундаментом. Главная проблема сегодня – это неопределенность, куда именно движется экономика, чем страна будет заниматься завтра, каковы ее конкурентные преимущества и перспективы развития. Несмотря на то, что ВВП растет, а официальная статистика демонстрирует положительные цифры, у людей отсутствует уверенность в долгосрочной перспективе. Это проявляется в том числе и в поведении на финансовом рынке: большинство предпочитает вкладывать деньги в краткосрочные депозиты. Причина тут не в недоверии к государству, а в неуверенности в том, что они смогут потом выгодно распорядиться этими средствами – вопрос в том, что будет с их покупательной способностью в будущем.

Инвестиции лучше диверсифицировать, используя разные инструменты рынка и фондов, в том числе индивидуальные инвестиционные счета, акции, облигации. Недвижимость интересна, но чаще всего требует участия через фонды, поскольку самостоятельное управление ею требует много времени и знаний.

Фондовый рынок и коллективные инвестиции как раз призваны облегчить людям управление капиталом и снизить связанные с этим риски. К сожалению, этот сектор у нас недостаточно развит, и для его роста необходимы стимулирующие меры. Без нормального экономического развития подобные инструменты не будут работать эффективно. Развивающаяся экономика требует устойчивой динамики и четкого понимания будущего, чтобы отличаться от стагнации и риска глубоких кризисов.

Компании, работающие на рынке недвижимости, все чаще задумываются о создании собственных фондов, которые позволят людям инвестировать не просто в отдельные объекты, а в диверсифицированные портфели, что снижает риски и делает инвестиции более доступными. Это уже привычная практика на зарубежных рынках, и со временем она должна развиваться и у нас. Здесь важна роль государства, которое должно создавать условия для доверия к финансовым инструментам и способствовать развитию рынка коллективных инвестиций. Негативные ассоциации с такими инструментами, как ПИФы, часто связаны с недостатком информации или неправильным представлением, поэтому важна прозрачность и качественная регуляторика.

Олег Витальевич советует стараться больше понимать происходящие процессы, осознавать свои финансовые и жизненные интересы и строить долгосрочные планы, опираясь на профессиональную помощь. Для повышения финансовой грамотности можно использовать доступные современные ресурсы, например, онлайн-учебники, разработанные при поддержке Минфина и Центрального банка. Важно ориентироваться на проверенные источники и избегать обещаний легких заработков. Финансовый рынок, как и любой другой, вознаграждает труд, расчет и умение вовремя реагировать на изменения. Поэтому обучение и осознанное отношение к своим финансам – ключ к успешному управлению капиталом.