Максим Шевченко про Трампа и геополитику
Приход к власти Трампа и резкий разворот политики США многими воспринимается как победа России на геополитической арене. Виктор Зубик, основатель компании Smarent,обсудил с Максимом Шевченко, так ли это, что ждет весь мир в ближайшие четыре года и как будут развиваться отношения Москвы с Вашингтоном, Пекином, БРИКС и остальным миром.
В этой статье:
Кто такой Максим Шевченко?
Максим Шевченко — российский журналист, телеведущий, общественный деятель и политик. Он известен своей работой на телевидении, а также активной гражданской позицией. Шевченко часто выступает как эксперт по вопросам политики, религии и межнациональных отношений. В разное время он работал на таких телеканалах, как НТВ, РЕН ТВ, ТВ Центр и других. Шевченко также был членом Общественной палаты Российской Федерации и участвовал в различных общественных и политических инициативах.
В этой статье:
- Кто такой Максим Шевченко?
- Отправная точка – США и доллар
- Американские конфликты и внутренние проблемы
- Россия и мир: Китай нам не друг
- Национальные элиты и вопрос идентичности
- «Люди сами разберутся, сколько им рожать»
- Зачем нам Африка? Отношения России с другими странами
- БРИКС – часть глобального британского проекта
- К чему все идет?
Кто такой Максим Шевченко?
Максим Шевченко — российский журналист, телеведущий, общественный деятель и политик. Он известен своей работой на телевидении, а также активной гражданской позицией. Шевченко часто выступает как эксперт по вопросам политики, религии и межнациональных отношений. В разное время он работал на таких телеканалах, как НТВ, РЕН ТВ, ТВ Центр и других. Шевченко также был членом Общественной палаты Российской Федерации и участвовал в различных общественных и политических инициативах.
Отправная точка – США и доллар
Сейчас в мире много геополитических рисков и возможностей, особенно после прихода в США к власти Трампа. И это, безусловно, повлияет на экономику. Максим Шевченко утверждает, что геополитика во многом связана с «недвижимостью», а именно с борьбой за большую недвижимость: континенты, острова и морские пути, по которым идут ключевые товарные потоки. Также существуют финансовые потоки, невидимые глазу, но имеющие огромное значение. В качестве отправной точки логично взять США, ведь когда речь заходит об экономике, ключевым фактором становится не столько товарооборот (он между Россией и США минимален), сколько доллар, который остается главной мировой валютой.
Трамп сделал защиту доллара основой своей политики, и это может повлиять на курс рубля. Деньги в глобальном смысле — это эквивалент доверия, и любые изменения в финансовой системе США затрагивают всех, кто так или иначе связан с бизнесом. Мы можем работать с рублями, но неизбежно сверяемся с долларом.
Главный вопрос — какую выгоду или риски принесет нам президентство Трампа. Максим Шевченко подчеркивает, что главное для нас — как это изменит курс доллара, стоимость рубля и условия ведения бизнеса в России. Все остальное — отношения США с Канадой, Мексикой или Европейским Союзом — второстепенно. Даже при санкциях и политике Центрального банка курс доллара остается ключевой темой для любого бизнесмена. Ликвидности не хватает, рубли допечатываются, но доверие к ним невысокое, а обсуждение цифрового рубля только усиливает неопределенность. Поэтому доллар продолжает оставаться более надежной валютой, особенно в наличной форме, несмотря на все сложности работы с ним.
Сейчас в мире много геополитических рисков и возможностей, особенно после прихода в США к власти Трампа. И это, безусловно, повлияет на экономику. Максим Шевченко утверждает, что геополитика во многом связана с «недвижимостью», а именно с борьбой за большую недвижимость: континенты, острова и морские пути, по которым идут ключевые товарные потоки. Также существуют финансовые потоки, невидимые глазу, но имеющие огромное значение. В качестве отправной точки логично взять США, ведь когда речь заходит об экономике, ключевым фактором становится не столько товарооборот (он между Россией и США минимален), сколько доллар, который остается главной мировой валютой.
Трамп сделал защиту доллара основой своей политики, и это может повлиять на курс рубля. Деньги в глобальном смысле — это эквивалент доверия, и любые изменения в финансовой системе США затрагивают всех, кто так или иначе связан с бизнесом. Мы можем работать с рублями, но неизбежно сверяемся с долларом.
Главный вопрос — какую выгоду или риски принесет нам президентство Трампа. Максим Шевченко подчеркивает, что главное для нас — как это изменит курс доллара, стоимость рубля и условия ведения бизнеса в России. Все остальное — отношения США с Канадой, Мексикой или Европейским Союзом — второстепенно. Даже при санкциях и политике Центрального банка курс доллара остается ключевой темой для любого бизнесмена. Ликвидности не хватает, рубли допечатываются, но доверие к ним невысокое, а обсуждение цифрового рубля только усиливает неопределенность. Поэтому доллар продолжает оставаться более надежной валютой, особенно в наличной форме, несмотря на все сложности работы с ним.
Хотя Максим Шевченко не бизнесмен, он уверен, что человеческая природа проявляется везде – и в экономике, и в политике. Трамп стремится укрепить Америку и считает, что введение тарифов на товары из Канады и Мексики поможет ее промышленности. Дело в том, что соглашение НАФТА создало единое экономическое пространство, где зарубежные компании (из Китая и Южной Кореи) строят дешевые заводы в Мексике и затем продают продукцию на американском рынке. Таким образом, Америка остается главным потребительским рынком, а иностранные компании получают выгоду за ее счет. Трамп предлагает Канаде и Мексике стать частью США, но американская федеративная система сложна: штаты и местные власти могут противостоять федеральному правительству.
Вопрос для нас – к чему это приведет в плане доллара. Производство в Мексике выгоднее, чем в США, из-за более низких зарплат и слабых профсоюзов. Можно ли заставить американские компании вернуть производство в США? Нам, в России, это не столь важно, но важно, как это повлияет на доллар. И, по мнению Максима Шевченко, эти цели Трампа могут поднять ликвидность и стоимость американской валюты.
Вопрос для нас – к чему это приведет в плане доллара. Производство в Мексике выгоднее, чем в США, из-за более низких зарплат и слабых профсоюзов. Можно ли заставить американские компании вернуть производство в США? Нам, в России, это не столь важно, но важно, как это повлияет на доллар. И, по мнению Максима Шевченко, эти цели Трампа могут поднять ликвидность и стоимость американской валюты.
Американские конфликты и внутренние проблемы
Трамп хочет вывести США из всех конфликтов, в которых страна участвовала последние десятилетия, но конфликты приносили Америке огромную прибыль. Две мировые войны шли не на ее территории, а американская экономика укрепилась, предоставляя Европе помощь, фактически зажимая ее в кредитные тиски. Однако сегодня участие США в конфликтах вытягивает ее ресурсы. Госдолг огромен, социальные проблемы растут – это привело к массовой поддержке Трампа, который выступает с консервативных позиций против либеральной пропаганды.
Внутренние проблемы США усугубляются кризисом с нелегальной миграцией, особенно на границе с Мексикой. В Сан-Франциско и других городах проблема наркотиков стоит очень остро, особенно для молодого поколения. Граница не контролируется, а в приграничных районах со стороны Мексики действуют мощные наркокартели. Если посмотреть сериал Narcos, то можно понять, как небольшие группы превратились в многомиллиардные криминальные структуры, поставляющие наркотики в США. Сегодня картели – это настоящие армии, контролирующие целые регионы. А еще это колоссальные объемы наличных долларов, которые уходят на черный рынок и не участвуют в экономике. Трамп договорился с президентом Мексики о вводе 10 000 американских солдат на север этой страны, но, по мнению Максима Шевченко, этого мало – мексиканская армия уже пыталась бороться с картелями гораздо большими силами и отступила.
Для Америки это серьезная угроза, так как картели действуют и на ее территории – в Калифорнии, Сан-Диего, Техасе. Ситуация напоминает сериал Breaking Bad, хотя реальность может быть еще страшнее. США начали массовую депортацию нелегалов, но на место тысяч высланных мигрантов приходят сотни тысяч новых. Среди них могут быть люди, сотрудничающие с картелями, а новые мексиканские иммигранты воспринимают Трампа как врага. Однако старые латиноамериканцы, напротив, голосовали за него, поскольку нелегальная миграция угрожает и их положению.
Трампу предстоит решать множество экономических вопросов — отношения с Евросоюзом, Канадой, Мексикой и Китаем. Максим Шевченко отмечает, что особенно остро стоит проблема экономического паритета с Китаем, где возможны новые договоренности, например, через сотрудничество с Илоном Маском. Однако нас в России волнуют прежде всего собственные интересы. Людей беспокоят инфляция, валютные курсы и финансовая стабильность. Максим Шевченко убежден, что доллар останется сильной валютой на долгие годы, несмотря на развитие цифровых валют, а прогнозы о крахе доллара, например, от Михаила Хазина, кажутся маловероятными.
Доллар, который после Второй мировой войны был привязан к нефти, теперь, по мнению некоторых экспертов, может получить привязку к золоту, что повысит доверие к нему.
Трамп хочет вывести США из всех конфликтов, в которых страна участвовала последние десятилетия, но конфликты приносили Америке огромную прибыль. Две мировые войны шли не на ее территории, а американская экономика укрепилась, предоставляя Европе помощь, фактически зажимая ее в кредитные тиски. Однако сегодня участие США в конфликтах вытягивает ее ресурсы. Госдолг огромен, социальные проблемы растут – это привело к массовой поддержке Трампа, который выступает с консервативных позиций против либеральной пропаганды.
Внутренние проблемы США усугубляются кризисом с нелегальной миграцией, особенно на границе с Мексикой. В Сан-Франциско и других городах проблема наркотиков стоит очень остро, особенно для молодого поколения. Граница не контролируется, а в приграничных районах со стороны Мексики действуют мощные наркокартели. Если посмотреть сериал Narcos, то можно понять, как небольшие группы превратились в многомиллиардные криминальные структуры, поставляющие наркотики в США. Сегодня картели – это настоящие армии, контролирующие целые регионы. А еще это колоссальные объемы наличных долларов, которые уходят на черный рынок и не участвуют в экономике. Трамп договорился с президентом Мексики о вводе 10 000 американских солдат на север этой страны, но, по мнению Максима Шевченко, этого мало – мексиканская армия уже пыталась бороться с картелями гораздо большими силами и отступила.
Для Америки это серьезная угроза, так как картели действуют и на ее территории – в Калифорнии, Сан-Диего, Техасе. Ситуация напоминает сериал Breaking Bad, хотя реальность может быть еще страшнее. США начали массовую депортацию нелегалов, но на место тысяч высланных мигрантов приходят сотни тысяч новых. Среди них могут быть люди, сотрудничающие с картелями, а новые мексиканские иммигранты воспринимают Трампа как врага. Однако старые латиноамериканцы, напротив, голосовали за него, поскольку нелегальная миграция угрожает и их положению.
Трампу предстоит решать множество экономических вопросов — отношения с Евросоюзом, Канадой, Мексикой и Китаем. Максим Шевченко отмечает, что особенно остро стоит проблема экономического паритета с Китаем, где возможны новые договоренности, например, через сотрудничество с Илоном Маском. Однако нас в России волнуют прежде всего собственные интересы. Людей беспокоят инфляция, валютные курсы и финансовая стабильность. Максим Шевченко убежден, что доллар останется сильной валютой на долгие годы, несмотря на развитие цифровых валют, а прогнозы о крахе доллара, например, от Михаила Хазина, кажутся маловероятными.
Доллар, который после Второй мировой войны был привязан к нефти, теперь, по мнению некоторых экспертов, может получить привязку к золоту, что повысит доверие к нему.
Россия и мир: Китай нам не друг
В то же время у евро наблюдаются серьезные проблемы, особенно с введением новых пошлин и экономических санкций внутри ЕС. Украинский кризис также ударил по Европе, вынудив ее тратить сотни миллиардов на войну, к которой она не была готова.Внутри Евросоюза есть противоречия: в Германии, например, вторая по популярности партия выступает за восстановление «Северных потоков» и нормализацию отношений с Россией. Это хорошие новости для России, поскольку показывает понимание еезначимости в долгосрочной перспективе.
Газовый рынок тоже трансформируется. Старые элиты, построившие бизнес на трубопроводах, уступают место новым схемам торговли СПГ. Например, российский СПГ, не подпадающий под санкции, продолжает наращивать объемы. Южная Корея увеличила импорт российского сжиженного газа на 24%, несмотря на все санкционные ограничения. Это подтверждает, что экономические интересы отдельных стран не всегда совпадают с глобальной политикой.
Публичное сближение России с Северной Кореей воспринимается неоднозначно, но корейское сознание устроено иначе, чем принято думать на Западе. Северная Корея строит свою модель общества не столько на коммунистических идеях Маркса, сколько на традиционных корейских ценностях, таких как суверенитет, самодостаточность и опора на собственные силы (чучхе). Южная Корея, с другой стороны, воспринимается частью населения как территория, «утраченная» под влиянием американского империализма.
Что касается Китая, то многие в России заблуждаются насчет его отношений с нами. Китай — не друг никому. Это огромная самодостаточная цивилизация, для которой остальные народы — чужие. В традиционной китайской культуре не существует европейского понятия дружбы между народами, есть только иерархия и прагматичный расчет. Россия для Китая — лишь выгодный партнер, но не союзник в полном смысле этого слова. Максим Шевченко подчеркивает, что Китай – это жестокая тысячелетняя система воспроизводства одних и тех же философских, антропологических, социальных моделей в рамках постепенно расширяющегося пространства.
Китайская цивилизация зародилась в районах Междуречья, Хуанхэ и Иньцзя, а сегодня охватывает огромную территорию — порядка 9 млн квадратных километров. В ее состав входят не только традиционно китайские регионы, но и территории национальных меньшинств, таких как Монголия, Тибет, уйгуры и другие тюркские народы. Китай жестко ассимилирует эти народы, превращая их в китайцев, не сохраняя культурное разнообразие, как это принято в России. Китай не рассматривает другие страны через призму дружбы или союзов — его политика исключительно прагматична. В этом контексте возникает вопрос: что подразумевает под собой концепция «единой судьбы человечества», которую продвигает китайское руководство?
Нельзя отрицать, что Китай добился впечатляющих успехов. Это не XXI век, а XXII век:суперсовременные города, высокоскоростные поезда, огромный средний класс численностью в 600 млн человек. Многие предрекают кризис китайской экономики, но эта система обладает сильным внутренним иммунитетом. В России часто говорят, что «Китай нас завоюет», но это миф. Китайцы не стремятся осваивать российские территории, поскольку им здесь некомфортно. Это южный народ, привыкший к климату Средней Азии, субтропиков, а российский Дальний Восток и Сибирь для них слишком холодны и непригодны для жизни. Их интересуют ресурсы, но не переселение.
Китай не хочет открывать в России предприятия и вкладываться в промышленность, так как боится санкций и действует сугубо прагматично. Сотрудничество с Китаем возможно только при четком осознании своих национально-государственных интересов. Однако здесь у России есть проблема: интересы народа и интересы элит, встроенных в мировую экономику (нефть, газ, металлы, удобрения), не всегда совпадают.
При этом население страны сокращается: русский народ уменьшается на 200–300 тысяч человек в год, а в 2024 году было зафиксировано рекордное падение рождаемости. Нам объясняют это последствиями советского прошлого, войн и кризисов, но Максим Шевченко считает, что главная причина — в существующей экономической модели, ориентированной не на развитие населения, а на экспорт ресурсов.
Китай — это совершенно иная цивилизация, по сути, «инопланетная» для нас. Несмотря на советскую школу китаистики, сейчас в России нет специалистов, глубоко разбирающихся в китайской политике и культуре. Наша внешняя политика долгие годы формировалась выходцами из западных институтов, а специалистов по Китаю среди них просто нет. Для сравнения: президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев свободно владеет китайским, включая диалекты, так как для Казахстана Китай — важнейший сосед и стратегический фактор. России тоже необходимо развивать компетенции в этом направлении, иначе взаимодействие с Китаем будет строиться на ложных ожиданиях и заблуждениях. В российской политической элите доминируют западники: и Лавров, и Зубков — американисты, потому что вся внешняя политика страны исторически ориентирована на Запад. В то же время Китай совершает технологические рывки: запускает орбитальные миссии, готовится к пилотируемым полетам на Марс, осваивает обратную сторону Луны. Китайцы не скрывают, что их космическая программа основана на советских разработках, которые они доработали и развили.
А у нас? Дальний Восток опустел, его ресурсы продолжают бесконтрольно вывозить. Российские элиты смотрят на Китай сверху вниз, как когда-то белогвардейцы в Гражданскую войну, считая его отсталой страной. Это серьезная ошибка. Параллельно в стране процветает хищнический капитализм: несмотря на заявления президента о необходимости контроля, продолжается массовый вывоз леса, морепродуктов, краба. Практически вся продукция с Дальнего Востока уходит в Китай, закупается на корню.
При этом российский капитализм остается чисто сырьевым. Продали ресурсы — и все, а переработка внутри страны не развивается. В эпоху деглобализации, когда мир перестает быть единой экономической системой, это делает экономику уязвимой. Однако элита не собирается ничего менять — ведь и так все «работает».
В то же время у евро наблюдаются серьезные проблемы, особенно с введением новых пошлин и экономических санкций внутри ЕС. Украинский кризис также ударил по Европе, вынудив ее тратить сотни миллиардов на войну, к которой она не была готова.Внутри Евросоюза есть противоречия: в Германии, например, вторая по популярности партия выступает за восстановление «Северных потоков» и нормализацию отношений с Россией. Это хорошие новости для России, поскольку показывает понимание еезначимости в долгосрочной перспективе.
Газовый рынок тоже трансформируется. Старые элиты, построившие бизнес на трубопроводах, уступают место новым схемам торговли СПГ. Например, российский СПГ, не подпадающий под санкции, продолжает наращивать объемы. Южная Корея увеличила импорт российского сжиженного газа на 24%, несмотря на все санкционные ограничения. Это подтверждает, что экономические интересы отдельных стран не всегда совпадают с глобальной политикой.
Публичное сближение России с Северной Кореей воспринимается неоднозначно, но корейское сознание устроено иначе, чем принято думать на Западе. Северная Корея строит свою модель общества не столько на коммунистических идеях Маркса, сколько на традиционных корейских ценностях, таких как суверенитет, самодостаточность и опора на собственные силы (чучхе). Южная Корея, с другой стороны, воспринимается частью населения как территория, «утраченная» под влиянием американского империализма.
Что касается Китая, то многие в России заблуждаются насчет его отношений с нами. Китай — не друг никому. Это огромная самодостаточная цивилизация, для которой остальные народы — чужие. В традиционной китайской культуре не существует европейского понятия дружбы между народами, есть только иерархия и прагматичный расчет. Россия для Китая — лишь выгодный партнер, но не союзник в полном смысле этого слова. Максим Шевченко подчеркивает, что Китай – это жестокая тысячелетняя система воспроизводства одних и тех же философских, антропологических, социальных моделей в рамках постепенно расширяющегося пространства.
Китайская цивилизация зародилась в районах Междуречья, Хуанхэ и Иньцзя, а сегодня охватывает огромную территорию — порядка 9 млн квадратных километров. В ее состав входят не только традиционно китайские регионы, но и территории национальных меньшинств, таких как Монголия, Тибет, уйгуры и другие тюркские народы. Китай жестко ассимилирует эти народы, превращая их в китайцев, не сохраняя культурное разнообразие, как это принято в России. Китай не рассматривает другие страны через призму дружбы или союзов — его политика исключительно прагматична. В этом контексте возникает вопрос: что подразумевает под собой концепция «единой судьбы человечества», которую продвигает китайское руководство?
Нельзя отрицать, что Китай добился впечатляющих успехов. Это не XXI век, а XXII век:суперсовременные города, высокоскоростные поезда, огромный средний класс численностью в 600 млн человек. Многие предрекают кризис китайской экономики, но эта система обладает сильным внутренним иммунитетом. В России часто говорят, что «Китай нас завоюет», но это миф. Китайцы не стремятся осваивать российские территории, поскольку им здесь некомфортно. Это южный народ, привыкший к климату Средней Азии, субтропиков, а российский Дальний Восток и Сибирь для них слишком холодны и непригодны для жизни. Их интересуют ресурсы, но не переселение.
Китай не хочет открывать в России предприятия и вкладываться в промышленность, так как боится санкций и действует сугубо прагматично. Сотрудничество с Китаем возможно только при четком осознании своих национально-государственных интересов. Однако здесь у России есть проблема: интересы народа и интересы элит, встроенных в мировую экономику (нефть, газ, металлы, удобрения), не всегда совпадают.
При этом население страны сокращается: русский народ уменьшается на 200–300 тысяч человек в год, а в 2024 году было зафиксировано рекордное падение рождаемости. Нам объясняют это последствиями советского прошлого, войн и кризисов, но Максим Шевченко считает, что главная причина — в существующей экономической модели, ориентированной не на развитие населения, а на экспорт ресурсов.
Китай — это совершенно иная цивилизация, по сути, «инопланетная» для нас. Несмотря на советскую школу китаистики, сейчас в России нет специалистов, глубоко разбирающихся в китайской политике и культуре. Наша внешняя политика долгие годы формировалась выходцами из западных институтов, а специалистов по Китаю среди них просто нет. Для сравнения: президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев свободно владеет китайским, включая диалекты, так как для Казахстана Китай — важнейший сосед и стратегический фактор. России тоже необходимо развивать компетенции в этом направлении, иначе взаимодействие с Китаем будет строиться на ложных ожиданиях и заблуждениях. В российской политической элите доминируют западники: и Лавров, и Зубков — американисты, потому что вся внешняя политика страны исторически ориентирована на Запад. В то же время Китай совершает технологические рывки: запускает орбитальные миссии, готовится к пилотируемым полетам на Марс, осваивает обратную сторону Луны. Китайцы не скрывают, что их космическая программа основана на советских разработках, которые они доработали и развили.
А у нас? Дальний Восток опустел, его ресурсы продолжают бесконтрольно вывозить. Российские элиты смотрят на Китай сверху вниз, как когда-то белогвардейцы в Гражданскую войну, считая его отсталой страной. Это серьезная ошибка. Параллельно в стране процветает хищнический капитализм: несмотря на заявления президента о необходимости контроля, продолжается массовый вывоз леса, морепродуктов, краба. Практически вся продукция с Дальнего Востока уходит в Китай, закупается на корню.
При этом российский капитализм остается чисто сырьевым. Продали ресурсы — и все, а переработка внутри страны не развивается. В эпоху деглобализации, когда мир перестает быть единой экономической системой, это делает экономику уязвимой. Однако элита не собирается ничего менять — ведь и так все «работает».
Национальные элиты и вопрос идентичности
Максим Шевченко подчеркивает, что во многих странах есть национальное социальное ядро: буржуазия и бюрократия, которые ориентированы на развитие своей страны. Даже в небольших государствах, вроде Панамы или Гондураса, есть элиты, действующие в интересах нации. В Латинской Америке, например, сейчас левый президент Колумбии смело говорит с США на равных. Эта часть мира развила собственную великую литературу — Борхес в Аргентине, Маркес в Колумбии. Но в России почему-то все ещесчитают их странами «третьего мира», хотя стоило бы поучиться их независимости.
Почему же в России нет своего национального ядра? Все началось с либеральных реформ 1990-х. Сейчас становится очевидно, что российская Конституция, земельный кодекс писались под контролем США (US AID). Их цель — ликвидация старой системы землепользования, разрушение совхозов, которые были экономической базой русского народа. Земля стала объектом частной собственности, и в результате мы видим опустевшие регионы: Ивановская, Ярославская, Тверская области. В советское время в этих местах кипела жизнь, а сегодня они превратились в пустыню.
Максим Шевченко считает, что современный крупный капитал сознательно препятствует формированию национального ядра. Ведь оно рождается естественно — из людей, которые вкладываются в свою землю, трудятся, заботятся о будущем потомков. Вместо этого нам навязали протестантскую этику накопления: бедность – не порок. При этом для элит прибыль — высший приоритет. Но нигде в мире рентабельность не является национальной идеей. А у нас реформаторы вроде Гайдара и Кудрина убеждали, что население должно концентрироваться в нескольких мегаполисах, создавая «агломерации». В результате Москва, Питер, Казань растут, а русская глубинка вымирает. Во Франции же, например, наоборот, введены жесткие ограничения на заселение Парижа: численность населения столицы удерживается примерно на уровне 5 млн. А теперь сравните это с решением о присоединении Новой Москвы. Максим Шевченко понимает, зачем это застройщикам, и в целом логику, как это работает. Но это анти-национальная политика, преступление, потому что древние города Центральной России просто вымирают, население вывозят, как пылесосом. Максим Леонардович был депутатом во Владимирской области. Там есть крупная компания «Аскона». Она производит продукцию во Владимирской области, но зарегистрирована, кажется, в Москве. Все перед ней заискивают. Когда шло обсуждение строительства Доброграда и вопрос о присвоении ему статуса муниципального образования, он спрашивал: «Зачем вам это, если это коммерческий проект?» Ну, понятно – они хотели, чтобы дороги и инфраструктура проводились за счет бюджета. Максим Шевченко с удовольствием бы принял закон о приоритетном праве найма для жителей Владимирской, Ивановской, Костромской, Ярославской, Рязанской областей. Но такой закон принять нельзя. Почему? Почему в Америке на местном уровне можно, а у нас нет? Нам выгоднее привезти 2000 рабочих из Средней Азии. Какая там идеология, какой национальный интерес? Никто ни о чем не думает. Города – это кладбище народа.
Москва – вообще отдельный вопрос. Сейчас планируют построить крупнейшее кладбище в мире. Почему? Потому что Москва скоро достигнет 20 миллионов. Для кого-то это хорошо, на этом зарабатывают деньги. Сами-то они так не живут. Они в Подмосковье, в особняках. А для остальных – «вот вам аккаунт, вот вам цифровой рубль». Это бизнес? Да, но не национальный. Это бизнес не про сохранение народа, не про его сбережение и приумножение.
Москва – один из самых комфортных городов мира, согласен. Максим Шевченко много где бывал, знает европейские города, владеет несколькими языками. Да, в Москве суперкомфортно. Но с точки зрения национальных интересов страны – это катастрофа. Москва буквально высасывает жизнь из Центральной России. Русские стали виртуальными. Человек сидит в своей квартирке, у него аккаунт «Я русский». Он в аккаунте русский. А на деле – где его корни, его родина? Любой казах назовет предков до девятого колена. Алтаец, тувинец, татарин – тоже. Приезжаете в Казань, говорите с менеджером крупной компании – он скажет, откуда родом. Связи с родом огромны, они помогают выживать.
Виктор отмечает, что с началом СВО идеология изменилась, и внутреннего туризма стало больше. Максим Шевченко возражает, что туризм в его организованном виде — разрушительная вещь. Он против туризма в классическом понимании, но сторонник путешествий. Туризм как бизнес часто уничтожает местное население, превращая его в обслуживающий персонал. Он должен развиваться с защитой экономических и социальных прав местных жителей.
Вот, например, организовывается туристический курорт. У местных жителей продукция дороже — экологически чистое мясо, молочные продукты. Но турбизнесу выгоднее привезти мясо из Брянской области (Мираторг), где оно дешевле. В итоге местное население перестает заниматься традиционной экономикой и просто обслуживает туристов. Если туризм сопровождается защитой национальных и культурных интересов региона, это сложнее, менее выгодно для инвесторов.
Максим Шевченко видит, как туризм уничтожает города в Греции, Италии. В Афинах центр города уже не греческий — все квартиры вокруг Акрополя сдаются туристам, а греки уезжают. В маленьких селах стоят пустые дома, потому что их владельцам выгоднее сдавать их, чем жить там. Говорят, это естественный процесс, но Максим так не считает. Если государство отвечает за развитие народа, оно должно этим управлять.
На Алтае, например, идет туристический бум. Сбер строит супер-курорты, Манжерокразвивается, но алтайцы против, потому что ничего с этого не имеют. Бизнесмены из Москвы и других городов просто создают анклавы — как в Африке: шикарные отели в окружении бедности. Если туризм настолько полезен, почему он не помогает местным? Потому что он часто просто паразитирует на территории, выжимает ресурсы и оставляет пустоту.
Максим Шевченко подчеркивает, что во многих странах есть национальное социальное ядро: буржуазия и бюрократия, которые ориентированы на развитие своей страны. Даже в небольших государствах, вроде Панамы или Гондураса, есть элиты, действующие в интересах нации. В Латинской Америке, например, сейчас левый президент Колумбии смело говорит с США на равных. Эта часть мира развила собственную великую литературу — Борхес в Аргентине, Маркес в Колумбии. Но в России почему-то все ещесчитают их странами «третьего мира», хотя стоило бы поучиться их независимости.
Почему же в России нет своего национального ядра? Все началось с либеральных реформ 1990-х. Сейчас становится очевидно, что российская Конституция, земельный кодекс писались под контролем США (US AID). Их цель — ликвидация старой системы землепользования, разрушение совхозов, которые были экономической базой русского народа. Земля стала объектом частной собственности, и в результате мы видим опустевшие регионы: Ивановская, Ярославская, Тверская области. В советское время в этих местах кипела жизнь, а сегодня они превратились в пустыню.
Максим Шевченко считает, что современный крупный капитал сознательно препятствует формированию национального ядра. Ведь оно рождается естественно — из людей, которые вкладываются в свою землю, трудятся, заботятся о будущем потомков. Вместо этого нам навязали протестантскую этику накопления: бедность – не порок. При этом для элит прибыль — высший приоритет. Но нигде в мире рентабельность не является национальной идеей. А у нас реформаторы вроде Гайдара и Кудрина убеждали, что население должно концентрироваться в нескольких мегаполисах, создавая «агломерации». В результате Москва, Питер, Казань растут, а русская глубинка вымирает. Во Франции же, например, наоборот, введены жесткие ограничения на заселение Парижа: численность населения столицы удерживается примерно на уровне 5 млн. А теперь сравните это с решением о присоединении Новой Москвы. Максим Шевченко понимает, зачем это застройщикам, и в целом логику, как это работает. Но это анти-национальная политика, преступление, потому что древние города Центральной России просто вымирают, население вывозят, как пылесосом. Максим Леонардович был депутатом во Владимирской области. Там есть крупная компания «Аскона». Она производит продукцию во Владимирской области, но зарегистрирована, кажется, в Москве. Все перед ней заискивают. Когда шло обсуждение строительства Доброграда и вопрос о присвоении ему статуса муниципального образования, он спрашивал: «Зачем вам это, если это коммерческий проект?» Ну, понятно – они хотели, чтобы дороги и инфраструктура проводились за счет бюджета. Максим Шевченко с удовольствием бы принял закон о приоритетном праве найма для жителей Владимирской, Ивановской, Костромской, Ярославской, Рязанской областей. Но такой закон принять нельзя. Почему? Почему в Америке на местном уровне можно, а у нас нет? Нам выгоднее привезти 2000 рабочих из Средней Азии. Какая там идеология, какой национальный интерес? Никто ни о чем не думает. Города – это кладбище народа.
Москва – вообще отдельный вопрос. Сейчас планируют построить крупнейшее кладбище в мире. Почему? Потому что Москва скоро достигнет 20 миллионов. Для кого-то это хорошо, на этом зарабатывают деньги. Сами-то они так не живут. Они в Подмосковье, в особняках. А для остальных – «вот вам аккаунт, вот вам цифровой рубль». Это бизнес? Да, но не национальный. Это бизнес не про сохранение народа, не про его сбережение и приумножение.
Москва – один из самых комфортных городов мира, согласен. Максим Шевченко много где бывал, знает европейские города, владеет несколькими языками. Да, в Москве суперкомфортно. Но с точки зрения национальных интересов страны – это катастрофа. Москва буквально высасывает жизнь из Центральной России. Русские стали виртуальными. Человек сидит в своей квартирке, у него аккаунт «Я русский». Он в аккаунте русский. А на деле – где его корни, его родина? Любой казах назовет предков до девятого колена. Алтаец, тувинец, татарин – тоже. Приезжаете в Казань, говорите с менеджером крупной компании – он скажет, откуда родом. Связи с родом огромны, они помогают выживать.
Виктор отмечает, что с началом СВО идеология изменилась, и внутреннего туризма стало больше. Максим Шевченко возражает, что туризм в его организованном виде — разрушительная вещь. Он против туризма в классическом понимании, но сторонник путешествий. Туризм как бизнес часто уничтожает местное население, превращая его в обслуживающий персонал. Он должен развиваться с защитой экономических и социальных прав местных жителей.
Вот, например, организовывается туристический курорт. У местных жителей продукция дороже — экологически чистое мясо, молочные продукты. Но турбизнесу выгоднее привезти мясо из Брянской области (Мираторг), где оно дешевле. В итоге местное население перестает заниматься традиционной экономикой и просто обслуживает туристов. Если туризм сопровождается защитой национальных и культурных интересов региона, это сложнее, менее выгодно для инвесторов.
Максим Шевченко видит, как туризм уничтожает города в Греции, Италии. В Афинах центр города уже не греческий — все квартиры вокруг Акрополя сдаются туристам, а греки уезжают. В маленьких селах стоят пустые дома, потому что их владельцам выгоднее сдавать их, чем жить там. Говорят, это естественный процесс, но Максим так не считает. Если государство отвечает за развитие народа, оно должно этим управлять.
На Алтае, например, идет туристический бум. Сбер строит супер-курорты, Манжерокразвивается, но алтайцы против, потому что ничего с этого не имеют. Бизнесмены из Москвы и других городов просто создают анклавы — как в Африке: шикарные отели в окружении бедности. Если туризм настолько полезен, почему он не помогает местным? Потому что он часто просто паразитирует на территории, выжимает ресурсы и оставляет пустоту.
Максим Шевченко много говорил на эту тему, когда Александр Хлопонин курировал Кавказ. Туризм? Туризм! Все будут зарабатывать! Но ведь это разрушительно. Например, Юрьевец, город, где родился Андрей Тарковский. В советское время там было несколько школ, прекрасная школа имени Пушкина. Сейчас это здание закрыто. Население сократилось в три раза. Там ничего не осталось — ни колхозов, ни совхозов. Единственное место, куда приезжают люди, — дом Тарковского. Туристы приплыли, посмотрели, выпили, обсудили Тарковского, уплыли. Жизнь закончилась. А Юрьевец был центром русской жизни. Сейчас таких мест много.
«Люди сами разберутся, сколько им рожать»
Нет системной политики по защите и воспроизводству народа. Материнский капитал? Эти подачки? Люди сами разберутся, сколько им рожать. Главное — условия жизни. А как жить, если нет больниц, нет кооперации, нет экономики?
У Максима Шевченко дедушка из Западной Белоруссии, из деревни Щербово. Это всего лишь 15 километров от границы с Польшей. Деревня напоминала классическую советскую белорусскую деревню — крепкая, с 30-50 домами. Сильно развита сельскохозяйственная кооперация. Там у каждого дома, по сути, есть лизинг на трактор, и люди могут обрабатывать свою землю. В соседнем Каменце есть ферма с 2000 коров, которая обслуживается с помощью компьютерных технологий тремя людьми, — всеавтоматизировано, и молоко доставляют прямо в деревню через 15 минут. Если кто хочет держать скот для души — пожалуйста, свиньи, гуси, все что угодно, но не чтобы прокормиться.
В отличие от Беларуси, в России ситуация значительно хуже. Например, в Смоленской области просто пустыня: сплошной лес и никакого развития. А вот в Беларуси все по-другому. Там поля обработаны, дома построены государством, и все направлено на поддержание и развитие народа. Такой политики в России, к сожалению, нет. У нас просто разрабатывают ресурсы и добывают нефть, но развивать страну не особо стремятся. Проблем хватает, и на Африку мы внимания тратим, хотя, если честно, для нас это бесполезно.
Нет системной политики по защите и воспроизводству народа. Материнский капитал? Эти подачки? Люди сами разберутся, сколько им рожать. Главное — условия жизни. А как жить, если нет больниц, нет кооперации, нет экономики?
У Максима Шевченко дедушка из Западной Белоруссии, из деревни Щербово. Это всего лишь 15 километров от границы с Польшей. Деревня напоминала классическую советскую белорусскую деревню — крепкая, с 30-50 домами. Сильно развита сельскохозяйственная кооперация. Там у каждого дома, по сути, есть лизинг на трактор, и люди могут обрабатывать свою землю. В соседнем Каменце есть ферма с 2000 коров, которая обслуживается с помощью компьютерных технологий тремя людьми, — всеавтоматизировано, и молоко доставляют прямо в деревню через 15 минут. Если кто хочет держать скот для души — пожалуйста, свиньи, гуси, все что угодно, но не чтобы прокормиться.
В отличие от Беларуси, в России ситуация значительно хуже. Например, в Смоленской области просто пустыня: сплошной лес и никакого развития. А вот в Беларуси все по-другому. Там поля обработаны, дома построены государством, и все направлено на поддержание и развитие народа. Такой политики в России, к сожалению, нет. У нас просто разрабатывают ресурсы и добывают нефть, но развивать страну не особо стремятся. Проблем хватает, и на Африку мы внимания тратим, хотя, если честно, для нас это бесполезно.
Зачем нам Африка? Отношения России с другими странами
Мы там действительно занимаемся бизнесом — российские частные военные компании в Африке, которые играют в интересах глобального капитализма, особенно китайского. Китайцы активно борются за ресурсы в Африке, и хотя Россия тоже участвует в этом процессе, их влияние намного сильнее. Присутствие России там минимально, за исключением, может быть, Центральноафриканской Республики.
Если рассматривать выгоды для страны, то их нет. Из Африки мы ничего полезного не ввозим. Например, китайские компании забирают ресурсы и перерабатывают их на своей территории. А российские компании добывают в Африке, но потом продают это сырье не в Россию, а в Китай, Америку или другие страны. Капитал выводится, и это, в общем-то, просто бизнес. Нет никакого стратегического интереса для страны. Ситуация с офшорными компаниями в России тоже печальна: многие ЖКХ и водоканалы зарегистрированы в офшорах, а деньги выводятся через банки, например, в Армении.
Присутствие России на Ближнем Востоке, например, в Сирии, по мнению Максима Шевченко, имеет понятное объяснение. Это связано с рынком энергоресурсов. Страна, которая не участвует в таких сложных играх на Ближнем Востоке, как Сирия, Палестина, Израиль, Иран и Ирак, фактически рискует быть выкинута с мирового рынка нефти и газа. Россия имеет важные энергетические ресурсы, и когда Трамп хочет снизить цены на нефть, он обращается не к России или Венесуэле, а к Саудовской Аравии. Когда Саудовская Аравия и Эмираты увеличивают добычу нефти, цены на нефть падают, что имеет прямое отношение к происходящему на Ближнем Востоке.
Что касается Израиля, то это, по сути, продолжение США на Ближнем Востоке, американский военный «штат». Израиль живет на американскую финансовую помощь: военную, гуманитарную, экономическую, и его армия содержится за счет США. Все мифы о самодостаточности Израиля — это просто мифы. Нет ни одной глобальной израильской компании, а вот американские компании есть. Израиль также служит важным центром для «отмывания» денег: когда деньги заходят в Израиль через определенные каналы, они становятся «чистыми» и могут попасть в Европу или Америку.
Максим Шевченко понимает, зачем Россия присутствует в Сирии, Палестине и Ираке, ведь там находятся запасы нефти и газа, и российские компании работают в этих странах. Но вот зачем России в Африке — это вопрос, особенно с учетом того, что это не приносит пользы регионам России, таким как Московская область, Ярославская, Владимирская или Рязанская.
При этом Максим Шевченко понимает, зачем Россия в Венесуэле: Роснефть, государственная корпорация, владеет значительной долей венесуэльской нефти. Она купила завод в Индии для переработки этой тяжелой сернистой нефти. Сейчас Роснефть заключает контракты на 13 млрд $ с Венесуэлой. США пытаются установить контроль завенесуэльской нефтью, но российские компании уже работают с этим сырьем. Это приносит доходы нашей стране, и, несмотря на все сложности, Роснефть платит налоги в России. Та же ситуация с Ираком: участие Роснефти в этом регионе приносит прямую пользу России и ее народу. Конечно, хотелось бы, чтобы ситуация была более справедливой и естественной, но это уже вопрос к глобальной политике.
Мы там действительно занимаемся бизнесом — российские частные военные компании в Африке, которые играют в интересах глобального капитализма, особенно китайского. Китайцы активно борются за ресурсы в Африке, и хотя Россия тоже участвует в этом процессе, их влияние намного сильнее. Присутствие России там минимально, за исключением, может быть, Центральноафриканской Республики.
Если рассматривать выгоды для страны, то их нет. Из Африки мы ничего полезного не ввозим. Например, китайские компании забирают ресурсы и перерабатывают их на своей территории. А российские компании добывают в Африке, но потом продают это сырье не в Россию, а в Китай, Америку или другие страны. Капитал выводится, и это, в общем-то, просто бизнес. Нет никакого стратегического интереса для страны. Ситуация с офшорными компаниями в России тоже печальна: многие ЖКХ и водоканалы зарегистрированы в офшорах, а деньги выводятся через банки, например, в Армении.
Присутствие России на Ближнем Востоке, например, в Сирии, по мнению Максима Шевченко, имеет понятное объяснение. Это связано с рынком энергоресурсов. Страна, которая не участвует в таких сложных играх на Ближнем Востоке, как Сирия, Палестина, Израиль, Иран и Ирак, фактически рискует быть выкинута с мирового рынка нефти и газа. Россия имеет важные энергетические ресурсы, и когда Трамп хочет снизить цены на нефть, он обращается не к России или Венесуэле, а к Саудовской Аравии. Когда Саудовская Аравия и Эмираты увеличивают добычу нефти, цены на нефть падают, что имеет прямое отношение к происходящему на Ближнем Востоке.
Что касается Израиля, то это, по сути, продолжение США на Ближнем Востоке, американский военный «штат». Израиль живет на американскую финансовую помощь: военную, гуманитарную, экономическую, и его армия содержится за счет США. Все мифы о самодостаточности Израиля — это просто мифы. Нет ни одной глобальной израильской компании, а вот американские компании есть. Израиль также служит важным центром для «отмывания» денег: когда деньги заходят в Израиль через определенные каналы, они становятся «чистыми» и могут попасть в Европу или Америку.
Максим Шевченко понимает, зачем Россия присутствует в Сирии, Палестине и Ираке, ведь там находятся запасы нефти и газа, и российские компании работают в этих странах. Но вот зачем России в Африке — это вопрос, особенно с учетом того, что это не приносит пользы регионам России, таким как Московская область, Ярославская, Владимирская или Рязанская.
При этом Максим Шевченко понимает, зачем Россия в Венесуэле: Роснефть, государственная корпорация, владеет значительной долей венесуэльской нефти. Она купила завод в Индии для переработки этой тяжелой сернистой нефти. Сейчас Роснефть заключает контракты на 13 млрд $ с Венесуэлой. США пытаются установить контроль завенесуэльской нефтью, но российские компании уже работают с этим сырьем. Это приносит доходы нашей стране, и, несмотря на все сложности, Роснефть платит налоги в России. Та же ситуация с Ираком: участие Роснефти в этом регионе приносит прямую пользу России и ее народу. Конечно, хотелось бы, чтобы ситуация была более справедливой и естественной, но это уже вопрос к глобальной политике.
БРИКС – часть глобального британского проекта
Теперь о БРИКС. Вокруг него ходит много слухов, особенно после саммита в Казани, где обсуждались вопросы сотрудничества, включая идею внутренней цифровой валюты. БРИКС — это наше спасение, по крайней мере, так подают СМИ. Блок пытается создать альтернативную доллару финансовую систему. Ведущие игроки здесь — Китай и Индия, две мощнейшие экономики союза. Важно понимать, что БРИКС — это Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка. Причем Индия и Южная Африка — страны британского Содружества. Китай также тесно связан с британской финансовой системой через Гонконг. Фактически БРИКС — это не инструмент России, а часть глобального британского проекта. Не случайно Трамп воспринимает его как угрозу и выступает с агрессивными заявлениями, пытаясь оказать давление на участников, например, на Саудовскую Аравию, которая отказалась продавать нефть за доллары после завершения обязательств перед США.
Восточный рынок устроен иначе: там идет долгий торг. Если вам говорят, что что-то стоит 100 долларов, а вы готовы дать только 20, то это просто переговоры. Саудовская Аравия играет в свою игру — ей важно сохранить выгоду.
В мире существуют два центра: американская либеральная финансовая система (основанная на долларе) и глобальная британская финансовая система — англосаксонский капитализм, который появился благодаря инвестициям британской аристократии еще во времена Ост-Индийской и Вест-Индийской компании. Британия первой создала глобальный капитализм через три морских направления, и, даже если сегодня по этим маршрутам ходят китайские сухогрузы, первичная инвестиция принадлежит британским элитам.
США — это альтернатива британской системе. Их создавали люди, бежавшие от Британии. Трамп представляет интересы американского империализма, тогда как демократы-глобалисты связаны с мировой финансовой системой. Исторически они ориентировались на рабовладельческую экономику, работавшую на мировые рынки (Лондон, Париж, Петербург). Сегодня их идеология прикрывается лозунгами либерализма, но по сути глобализм остается под контролем британской аристократии, которая когда-то вложилась в мировую финансовую систему и сумела сохранить власть.
Эта система возникла при Вильгельме Оранском, который, взяв деньги в долг у голландских сефардов, сверг династию Стюартов и установил британскую финансовую модель, существующую до сих пор. Королевская семья – не просто «смешные персонажи» из старых фильмов, а контролеры глобальной капиталистической системы. Сейчас они берут реванш, а БРИКС — это их инструмент, в котором доминируют Китай и Индия — гораздо более мощные экономические игроки, чем Россия. Сравнивать их с нашей страной просто некорректно, так как финансовые системы Индии и Китая тесно связаны с британской моделью.
БРИКС — это пространство возможностей, и Максим Шевченко полностью поддерживаетучастие России в этом объединении. В нем масса перспектив, но наша главная проблема в том, что интересы транснациональных корпораций, действующих от имени России, часто выдают за государственные. А ведь это совершенно разные вещи. Интересы России можем формулировать только мы — жители страны: русские, татары, чеченцы, евреи, якуты, все, кто ощущает Россию своей единственной родиной. Мы должны определять еебудущее, а не позволять делать это тем, кто зарабатывает деньги от нашего имени, но при этом нам с этого ничего не перепадает.
Теперь о БРИКС. Вокруг него ходит много слухов, особенно после саммита в Казани, где обсуждались вопросы сотрудничества, включая идею внутренней цифровой валюты. БРИКС — это наше спасение, по крайней мере, так подают СМИ. Блок пытается создать альтернативную доллару финансовую систему. Ведущие игроки здесь — Китай и Индия, две мощнейшие экономики союза. Важно понимать, что БРИКС — это Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка. Причем Индия и Южная Африка — страны британского Содружества. Китай также тесно связан с британской финансовой системой через Гонконг. Фактически БРИКС — это не инструмент России, а часть глобального британского проекта. Не случайно Трамп воспринимает его как угрозу и выступает с агрессивными заявлениями, пытаясь оказать давление на участников, например, на Саудовскую Аравию, которая отказалась продавать нефть за доллары после завершения обязательств перед США.
Восточный рынок устроен иначе: там идет долгий торг. Если вам говорят, что что-то стоит 100 долларов, а вы готовы дать только 20, то это просто переговоры. Саудовская Аравия играет в свою игру — ей важно сохранить выгоду.
В мире существуют два центра: американская либеральная финансовая система (основанная на долларе) и глобальная британская финансовая система — англосаксонский капитализм, который появился благодаря инвестициям британской аристократии еще во времена Ост-Индийской и Вест-Индийской компании. Британия первой создала глобальный капитализм через три морских направления, и, даже если сегодня по этим маршрутам ходят китайские сухогрузы, первичная инвестиция принадлежит британским элитам.
США — это альтернатива британской системе. Их создавали люди, бежавшие от Британии. Трамп представляет интересы американского империализма, тогда как демократы-глобалисты связаны с мировой финансовой системой. Исторически они ориентировались на рабовладельческую экономику, работавшую на мировые рынки (Лондон, Париж, Петербург). Сегодня их идеология прикрывается лозунгами либерализма, но по сути глобализм остается под контролем британской аристократии, которая когда-то вложилась в мировую финансовую систему и сумела сохранить власть.
Эта система возникла при Вильгельме Оранском, который, взяв деньги в долг у голландских сефардов, сверг династию Стюартов и установил британскую финансовую модель, существующую до сих пор. Королевская семья – не просто «смешные персонажи» из старых фильмов, а контролеры глобальной капиталистической системы. Сейчас они берут реванш, а БРИКС — это их инструмент, в котором доминируют Китай и Индия — гораздо более мощные экономические игроки, чем Россия. Сравнивать их с нашей страной просто некорректно, так как финансовые системы Индии и Китая тесно связаны с британской моделью.
БРИКС — это пространство возможностей, и Максим Шевченко полностью поддерживаетучастие России в этом объединении. В нем масса перспектив, но наша главная проблема в том, что интересы транснациональных корпораций, действующих от имени России, часто выдают за государственные. А ведь это совершенно разные вещи. Интересы России можем формулировать только мы — жители страны: русские, татары, чеченцы, евреи, якуты, все, кто ощущает Россию своей единственной родиной. Мы должны определять еебудущее, а не позволять делать это тем, кто зарабатывает деньги от нашего имени, но при этом нам с этого ничего не перепадает.
К чему все идет?
Если мы продолжим двигаться в том же направлении, то просто исчезнем в виртуальном пространстве. Уже сейчас сложно определить, говоришь ли ты с реальным человеком или с аккаунтом, искусно имитирующим определенные нарративы. В обществе нагнетается ненависть. Проблемы, конечно, есть: национальные диспропорции, отсутствие внятной социальной политики. Власть просто идет на поводу у капитала. Как только появляется крупный инвестор, чиновники готовы на все, лишь бы привлечь деньги. У губернаторов стоит задача — не создать социальные условия или центры роста, а привлечь инвестиции. Ведь на это можно быстро отчитаться: вот, мол, завод построили, рабочие места появились. Но развивает ли это регион? В Намибии тоже стоят заводы одной из богатейших мировых алмазных компаний De Beers — но это не сделало страну процветающей.
Что пожелать людям? – Не бояться, заботиться о своих близких. Люди должны научиться думать не только о себе и своих детях, но и о внуках, правнуках. Пока этого не произойдет, пока у нас не появится национальное планирование на десятилетия вперед, изменений не будет. Думайте о внуках и правнуках — это самое важное.
Если мы продолжим двигаться в том же направлении, то просто исчезнем в виртуальном пространстве. Уже сейчас сложно определить, говоришь ли ты с реальным человеком или с аккаунтом, искусно имитирующим определенные нарративы. В обществе нагнетается ненависть. Проблемы, конечно, есть: национальные диспропорции, отсутствие внятной социальной политики. Власть просто идет на поводу у капитала. Как только появляется крупный инвестор, чиновники готовы на все, лишь бы привлечь деньги. У губернаторов стоит задача — не создать социальные условия или центры роста, а привлечь инвестиции. Ведь на это можно быстро отчитаться: вот, мол, завод построили, рабочие места появились. Но развивает ли это регион? В Намибии тоже стоят заводы одной из богатейших мировых алмазных компаний De Beers — но это не сделало страну процветающей.
Что пожелать людям? – Не бояться, заботиться о своих близких. Люди должны научиться думать не только о себе и своих детях, но и о внуках, правнуках. Пока этого не произойдет, пока у нас не появится национальное планирование на десятилетия вперед, изменений не будет. Думайте о внуках и правнуках — это самое важное.